Опыте убедиться в том что. Различие между действующим лицом и наблюдателем

Начинающие туристы на то и начинающие, чтобы на собственном опыте убедиться в том, что: 1. Нет смысла экономить на услугах турагентства.

Многие из нас уверены, что там всегда будет дороже, чем у туроператора, ведь он сам формирует туры, которые потом перепродают агентства.
На самом деле, стоимость путевки будет везде примерно одинаковой, потому что турагентство живет на комиссию – разницу между оптовой и розничной ценой, и за ее счет часто дает скидки.
Кроме того, в турагентстве всегда можно выбрать экономичный вариант, сравнив предложения различных туроператоров.

2. Не стоит ориентироваться только на «горящие» туры.

Часто выглядят выгодными только на первый взгляд.
Брать «горящую» путевку, не задумываясь, можно только, если вы уже были в этом месте и в этом отеле, причем примерно в это время года, или турагент – ваш хороший знакомый. В остальных случаях есть шанс оказаться там, где действительно дешево и некомфортно, поэтому цена вполне оправдывает себя.

3. Нельзя подписывать договор, не читая.

Редкий турист, перед глазами которого уже плывут море, пальмы и историко-культурные ценности, внимательно читает договор с турфирмой перед подписанием. Здесь срабатывает и обычное российское «авось» и отпускная эйфория.

В то время как именно в этом документе должны быть подробно расписаны условия вашего отдыха: классификация отеля, особые требования, обязательства турфирмы и ответственность за их нарушение.
В случае возникновения проблем и спорных ситуаций именно договор будет вашим основным аргументом в суде.

4. Не стоит относиться пренебрежительно к страхованию.

Кроме медицинской «страховки» имеет смысл подумать и о страховании от невыезда (стоимость - примерно 3-5% от стоимости тура). В качестве уважительной причины для выплат рассматриваются только объективные обстоятельства: болезнь (ваша или близких), повестка в суд и т.п., но никак не тот факт, что вы передумали.

Стандартная медицинская страховка обычно является частью турпакета, но узнавать о ее условиях и особенностях необходимо до подписания договора.
Если во время поездки у вас возникли проблемы со здоровьем, необходимо связаться со страховым агентом. Обязательно сохраняйте все справки и чеки, связанные с вашей болезнью.

Расширенную медицинскую страховку часто оформляют на детей, особенно маленьких. А любители нередко страхуют «спортивные риски», что обходится примерно в два раза дороже стандартной страховки.

5. Нельзя небрежно относиться к документам (терять паспорт и багажные квитанции; не глядя подписывать чеки и счета).

Паспорта и деньги нужно хранить в гостиничном сейфе. Обязательно сделайте копии своего и храните их отдельно от него.

Если вы все-таки остались без документов, то для начала нужно подать заявление об их потере в полицейский участок, взять там справку и с ней пойти в Российское консульство, чтобы получить «Свидетельство на въезд в РФ» (оно не бесплатное, стоит 50 долларов, действует в течение 15 дней и по возвращению его нужно сдать). В консульство с собой лучше взять все те документы, которые у вас есть. А если нет ничего, то пусть с вами пойдут несколько человек из России.

Багажные квитанции необходимо хранить не до момента получения багажа, а до момента проверки его сохранности. Если по какой-то причине вы не обнаружили свой багаж по прибытии, останьтесь в аэропорту, чтобы оформить необходимые для его поиска документы. Обычно багаж возвращают за 5-7 дней, но иногда на это требуется и в четыре раза больше времени.

Те, кто боится потерять деньги и предпочитает пластиковые карты, должны помнить, что в связи с комиссией банка невыгодно снимать деньги мелкими суммами (поэтому у вас обязательно должно быть немного наличных). Кроме того, существует лимит по снятию наличных в сутки.

6. Не игнорируйте информацию о предельном весе багажа.

В противном случае вам придется платить за перегруз, а это недешево обходится. Помните, что у каждой авиакомпании свои требования.
Если вы собираетесь перевозить больше, чем разрешено, то все вопросы, связанные с оформлением и оплатой, уточняйте заранее.

7. Не опаздывайте на регистрацию и посадку.

Регистрация начинается за два-три часа и заканчивается за 40 минут до вылета, а посадка за 30 минут (на посадочном талоне указано время окончания посадки).

8. Не игнорируйте национальные особенности и нравы.

Оказавшись в чужой стране, уважайте ее обычаи, с которыми лучше ознакомиться заранее. Если вам по какой-то причине выписали штраф, лучше оплатите его, потом будет меньше проблем.

Чем хуже вы ориентируетесь в местном колорите, тем правильнее будет совет: брать

Вопрос: "почему диавол искушал Христа именно такими искушениями в пустыне, и что плохого в том, если бы Христос сделал камни хлебом и поел?"

Мир вам, Андрей!

Дело в том, что любое искушение, которое сатана направлял на Иисуса (и направляет на человека), в своей основе имеет какое-то условие. Т.е. это не просто «покушай, если голодный» или «отдохни, если устал», это всегда «веришь ли ты Богу?» и «кому ты поклоняешься?».

Давайте вчитаемся в слова дьявола, с которыми он обратился к Иисусу:

«если Ты Сын Божий, скажи, чтобы камни сии сделались хлебами» ().

Видите ли вы глобальный вопрос, на котором держится искушение?

Ты уверен, Иисус, что ты - Сын Бога? Посмотри на Себя! Нищий, одинокий, уже от голода сознание теряешь, впереди ужасные перспективы. Неужели Сыну Божьему будет позволено умереть голодной смертью?! А что если ты тут умираешь и даже не подозреваешь, что Богу-то ты безразличен, что никакой ты не Мессия, никакой ты не святой и избранный, и Вседержитель не даст тебе силу сотворить чудо и покушать. Попробуй, и если не даст, то прекращай свой пост и живи в своё удовольствие, пока живётся.

«если Ты Сын Божий...» Ты уверен, Иисус, что Ты - Сын Бога, да ещё возлюбленный? Ну проверь же! Если Ты сможешь превратить эти камни в хлебы, если сможешь накормить самого себя, то, действительно, Ты Тот, за Кого Себя считаешь. Давай, превращай! Проверь себя ! Накорми себя ! Продемонстрируй свою успешность, свои возможности! Докажи другим и себе, что ты тот, за кого себя выдаёшь, что ты - Сын Бога.

Дело было не в том, чтобы утолить голод, Андрей. Сатана пытался заставить Иисуса сделать 2 греха:

Позаботиться о Себе Самом, спасая от смерти свою шкурку и используя свои возможности для себя, тогда как закон Неба гласит о том, что возможности, данные Богом, должны быть использованы для других и только на благо других ( ; )

И на опыте убедиться в том, что Он верит правильно, что «возлюбленный Сын» - это не пустые слова, но сказаны именно о Нём, об Иисусе. Но Иисус не имел права позволить Себе так поступить. Он должен был жить только верою в Слово Бога, потому что это наш с вами путь. Ведь мы, люди, можем жить и спасаться только верою в слово Бога. ()

Тот же самый принцип лежал в последующих двух искушениях:

«...если Ты Сын Божий, бросься вниз....» и тогда увидишь, правильно ли ты о себе думаешь, ведь сказано, что ангелы тут же подхватят тебя. Перестань жить верою в то, что когда настанет трудный момент, ангелы подхватят тебя. Проверь Бога на сей счёт прямо здесь и сейчас! А то ведь вдруг не подхватят! «Подлинно ли сказал Бог...» () , что спасут? Зачем ждать? проверь Его сейчас!

Но Иисус должен был жить в полном доверии Отцу, в полном доверии Слову.

Когда сатане не удалось поколебать доверие Иисуса по отношению к Отцу, сатана напал на ту часть человеческого существа, которая всегда желает покоя, уверенности, стабильности и того, чтобы всё было сделано быстро и без напряжения. Сатана предложил без боя отдать Иисусу победу, за которой Он пришёл!

«показывает Ему все царства мира и славу их... все это дам Тебе...» Вот так просто! Не будет ежеминутного противостояния греху! Не будет презрения и плевков в Его лицо, не будет бичевания, не будет Гефсиманского кровавого пота и предательства от самых близких, не будет креста и страшного провала в никуда! Иисус может взять себе человечество уже сейчас!

Есть правда одно условие: надо, чтобы Иисус признал, что правомерной и истинной главой над человечеством должен стоять сатана. Т.е. Иисус может без борьбы и предельного напряжения взять нас с вами Себе, если Сам подчинится сатане и его правилам.

Слава Христу за то, что Он этого не сделал! И теперь мы с вами, если пускаем Его в наши жизни, можем быть свободны от эгоизма, неверия, греха, сатаны, смерти! Полностью свободны! (

Если всякий, ударивший другого человека, будет уверен в том, что получит ответный удар, то никто не захочет наносить удар другому человеку.

Солипсизм невозможно логически опровергнуть. Невозможно доказать существование чужой боли и существование чужих эмоций. Ты, читатель этих строк, можешь быть единственным существом во Вселенной, способным испытывать боль, способным испытывать какие-либо эмоции. Реакция других людей на внешний раздражитель – это «внешнее проявление эмоций», которое не доказывает существование самих этих эмоций. Важно не забывать то, что на основе известных тебе из опыта фактов тела других людей реагируют на укол иголки так же, как реагирует на укол иголки твоё тело, но это не значит, что в их телах точно так же, как и в твоём теле, есть душа, чувствующая за рецепторы этих тел. (Душа – это то, что переселяется после смерти одного тела в другое тело в религии индусов). Твоя душа может быть единственной душой во Вселенной, видящей сны, а всё вокруг тебя может быть только твоим сновидением. Следовательно, жалеть кого-то другого кроме себя самого глупо, если отсутствие жалости к другим не повлечёт мучительного наказания тебе. Никаким опытом нельзя определить, сколько душ, живших ранее в каких-то других телах, воплотилось в тело данного новорожденного ребёнка: одна душа или две души или три души или какое-то конечное количество душ или бесконечное количество душ или ни одной души. Количество душ, воплощённых в любом чужом человеческом теле, может быть либо бесконечностью, либо любым целым неотрицательным числом, в том числе и нулём. Разумный человек, свободный от догм и стереотипов, не будет верить без доказательств в то, что нельзя проверить никаким опытом.

Однако, разумный человек верит без доказательств в существование неизменных законов физики, открытых опытным путём, то есть не требует доказательств этих законов в виде полной индукции, так как разумный человек – это успешный и счастливый человек, который извлекает уроки из своих ошибок, и, сунув руку в огонь и обжегшись, он не будет совать руку в огонь второй раз, уверовав в то, что огонь жжётся, на основании своего первого опыта. Из того, что огонь обжёг его один раз, логически не следует, что и второй раз огонь обожжёт его точно так же, как в первый раз. Однако именно его вера в неизменность открытых им опытным путём законов природы, в частности, его вера в то, что огонь жжётся, позволяет разумному человеку не испытывать боль и ожоги постоянно, делает его счастливым и успешным. Без этой веры в повторяемость результатов опыта он бесконечное число раз совал бы руку в огонь, надеясь на то, что в следующий раз ожог не получит, то есть он бесконечно бы страдал.

Далее введём предположение о существовании разума и одних и тех же законов логики у всех людей на планете, даже если каждый из этих людей по отдельности является убеждённым солипсистом и жалеет только одного себя единственного. Поставим вопрос о том, какие законопроекты выгодно принять этому обществу солипсистов, чтобы не страдать и чувствовать себя счастливыми.

Каждый отдельный человек стремится избегать боли, чувствуя лишь свою собственную боль. Следовательно, если всякий, причинивший боль другому, сам будет после этого чувствовать боль, то у него не будет возникать желание причинять боль другому. Так как доказать существование чужой боли невозможно, то необходимо сделать так, чтобы ударивший другого человека чувствовал точно такую же боль, какую он чувствует, когда ударит сам себя, а для этого необходимо, чтобы он получал всегда ответный удар.

Если человек ударит сам себя, то он почувствует боль. Опытным путём каждый человек может убедиться в том, что избиение самого себя приводит к физической боли. Так как каждый человек не хочет испытывать боль, то он не хочет бить самого себя. Если принять такой законопроект, согласно которому всякий, избивший кого-то другого, тоже будет обязательно избит, то всякий сможет на опыте убедиться в том, что он будет испытывать боль, если изобьёт другого и подвергнется после этого такому же избиению; поэтому желание избивать кого-то другого у него не будет появляться, как не появляется сейчас ни у кого желание избивать самого себя.

Очевидно, что только вера в неотвратимость мучительного наказания за всякое преступление может избавить разумного человека от желания совершать преступления. А для того, чтобы разумный человек поверил в неотвратимость мучительного наказания за преступление, необходимо и достаточно, чтобы он на своём личном опыте убедился в неотвратимости такого мучительного наказания. Следовательно, для того, чтобы у человека не возникало желание совершить преступление, необходимо и достаточно, чтобы ему ни разу не удавалось совершить преступление и остаться после этого без мучительного наказания за это преступление.

В чём причина того, что одни разумные люди являются добрыми, а другие разумные люди являются злыми? Добрые люди выдрессированы методом кнута и пряника с детских лет на добрые дела, а злые люди – не выдрессированы. Совесть, существующая во всяком разумном человеке – есть всего лишь следствие его дрессировки и его прошлого жизненного опыта.

Если родители и сверстники могли со всей жестокостью сурово наказывать человека с детских лет за всякое злое дело, то они отбили у него всякую охоту совершать злые дела. Тот, кому ни разу не удалось совершить злое дело и остаться без мучительного наказания после совершения этого злого дела, приобретал твёрдую веру в существование закона бумеранга и избавлялся полностью от желания совершать злые дела. Тот, кому удавалось совершать злые поступки и оставаться после этого без наказания, не приобретал веры в существование закона бумеранга и мог вполне захотеть стать битцевским маньяком или каким-то иным злодеем.

Очевидно, что чем сильнее физически и смелее в драках был ребёнок – тем сложнее его сверстникам было дать ему ответный удар, когда он наносил кому-то удар. Если к тому же родители не избивали его никогда за то, что он избивал своих сверстников, если ему удавалось избить кого-то и не понести за это избиение никакого наказания, то у него не было никаких разумных оснований уверовать в существование закона бумеранга. Да и мать не могла выпороть ремнём того подростка, который очень физически развит. Вот из таких детей и вырастали потом жестокие маньяки, такие, как битцевский маньяк, Чикатило, Дмитрий Виноградов.

Для того, чтобы исчезли такие злодеи, необходимо, чтобы коллектив жестоко наказывал всякого, кто проявляет садистские наклонности, желание командовать другими, желание запугивать других и порабощать их. Надо освободить толпу от страха перед суперменами, боксёрами и каратистами - почти такого же нелепого страха, имеющегося у толпы голубей, которые боятся одного сильного голубя и трусливо уступают ему место у кормушки. Если не будет такого страха перед сильными особями, то и иерархия никакая возникать не будет, но все люди будут иметь абсолютно равные права и свободы, а все вопросы будут решаться исключительно большинством голосов, как это бывает при прямой демократии.

Никто не хочет сам испытывать боль. Если бы всякий чувствовал чужую боль как свою, то никто бы не захотел причинять боль другим. Так как невозможно логически опровергнуть солипсизм, то невозможно доказать существование чужой боли, и призывать жалеть других людей, взывая к совести человека и его чувству сострадания, так же глупо, как читать морали коту - это высмеяно в басне Крылова «Кот и повар». Если каждый, ударивший другого, будет всегда получать ответный удар и испытывать боль, если каждый, совершивший преступление, будет подвергаться мучительному наказанию за это преступление, то желание бить кого-то и совершать преступление ни у кого возникать не будет. Если никому не будет удаваться сделать злое дело и остаться без наказания за это злое дело, то всякий уверует в неотвратимость наказания за всякое злое дело и не будет испытывать даже желания сделать какое-то злое дело.

Всякий сейчас может убедиться на опыте в том, что получит ушиб и испытает боль, если прыгнет без парашюта вниз с достаточно большой высоты, и наличие в человеке этой веры в неизбежность получения ушиба и боли при прыжке вниз с большой высоты избавляет человека от желания прыгать вниз с этой большой высоты. Если же в будущем будет построено такое сильное и справедливое государство, в котором закон бумеранга будет действовать с такой же необходимостью, с какой в настоящее время действует закон всемирного тяготения, то все люди в этом государстве уверуют в этот закон бумеранга точно так же, как современные люди веруют в закон всемирного тяготения, и поэтому они не будут хотеть делать зло точно так же, как современные люди не хотят прыгать вниз с большой высоты.

Возвращаясь к теме физических наказаний детей, очевидно, что такое физическое наказание справедливо и очень полезно всегда в том случае, когда ребёнок избил кого-то из своих сверстников – будет очень хорошо, если его тоже изобьют за это точно таким же образом. Ничего лучше Моисеевой заповеди «ушиб за ушиб» человечество вряд ли когда-нибудь придумает. Следует тщательно рассмотреть также возможность применения физического наказания за воровство, так как вор, укравший у бедного соседа его единственный ноутбук, подаренный ему добрым дядей, принёс ему такие громадные страдания, которые почти равны по силе жестокому физическому избиению. Должно быть какое-то наказание за клевету и за другие преступления. Всё остальное, что не запрещено законом, родители должны безусловно разрешать своему ребёнку.

«ушиб за ушиб» (Исход, 21:25)
«Кто жалеет розги своей, тот ненавидит сына;
а кто любит, тот с детства наказывает его». (Притчи Соломона, 13:25).
«Не оставляй юноши без наказания: если накажешь его розгою, он не умрет;
ты накажешь его розгою и спасешь душу его от преисподней». (Притчи Соломона, 23:13-14).

Если мы ощущаем, что присутствует потенциальный "яркий момент", то задаем вопросы типа: "Это вам интересно?", "Это вас удивляет?", "Вам хотелось бы, чтобы этого было больше в вашей жизни?" или "Как вы думаете, это хорошо или плохо?". Подоб­ные процессы побуждают людей задуматься над тем, является ли то, что мы рассматриваем как возможное начало истории, действи­тельно новым для них и открывает ли оно направление, которое они предпочитают направлению проблемно-насыщенной истории.

Помимо постановки вопросов, мы обращаем внимание на не­вербальную коммуникацию. Когда я (Дж.Ф.) вслух интересуюсь, как Джессика переместилась от одной совокупности эффектов к другой (стр. ПО), она с готовностью начинает подробно описывать различия между прошлым и настоящим. Мы рассматриваем эту легкость и готовность как свидетельство того, что такое начало ис­тории уместно и значимо, поэтому продолжаем выяснять дополни­тельные подробности. Если кто-то не отвечает с такой готовнос­тью, мы, как правило, прекращаем опрос, касающийся этих конкретных событий, и возвращаемся к выслушиванию и постанов­ке деструктивных вопросов.

Помните, что по мере того, как мы вживаемся в миры конкрет­ного опыта людей, мы вслушиваемся в их существующие наррати-вы - особенно в самом начале. Слушая, мы ориентируем себя на их ценности, привычки и предпочтительные способы установления

связей. Интимные визуальные детали, на описание которых доб­ровольно решилась Джессика, подтверждали, что между нами раз­вивались отношения взаимного доверия и уважения. Лишь когда ощущается такое подтверждение, мы можем спокойно перейти к конструированию новой истории. Это особенно касается людей, в чьей личной истории были эпизоды насилия (подобно истории Джессики). Попытки продвигаться слишком быстро могут воспри­ниматься как дополнительное насилие и ущемление прав со сторо­ны более сильного другого. В то же время важно проявлять осто­рожность, чтобы не конкретизировать и не копировать насилие, втянувшись в "подглядывание" и вытягивая больше подробностей о проблемной истории, которую свободно и непринужденно рас­сказывает человек (Durrant & Kowalski, 1990).

Развивая начало истории

Если мы соглашаемся с предпочтительным началом истории, которое кажется уместным и интересным для людей, с которыми мы работаем, мы побуждаем их к развитию альтернативной исто­рии. В случае Джессики ее пение вместе с бабушкой было ярким моментом, который дал начало живой и побуждающей истории. Джессика не просто "припомнила" это событие, но сочинила умо­зрительную историю и свое будущее, основанное на ней. И хотя будущее имело умозрительный характер, Джессика стала жить им.

У нас нет формулы, чтобы руководствоваться в этом процессе, но мы действительно держим в уме, что истории включают собы­тия, которые постоянно происходят в особых контекстах, и они, как правило, касаются не только одного человека. Помните, что момент, позволяющий новым историям изменить жизнь людей, состоит в том, что их пересказывание другим людям приводит к представлению смысла. Чтобы превратить терапевтическую беседу в "ритуальное пространство", в котором может произойти представ­ление смысла, мы стремимся создать атмосферу сфокусированно­го внимания и взаимного уважения, что позволяет людям легко и естественно эмпирически войти в те истории, которые они расска­зывают. В идеале люди должны переживать события по мере того, как они о них рассказывают.

Мыслите как романист или сценарист

Если вы заговорите со мной (Дж. К.), когда я читаю, я, воз­можно, вам не отвечу. Это не означает, что я вас игнорирую. Просто меня может не быть здесь. Я могу находиться в другой стране или в другом времени. Я даже могу быть другим человеком.

Хорошие романы, пьесы и стихи создают миры, в которые всту­пает читатель. Мы обнаружили, что полезно задумываться над тем, что делает истории настолько притягивающими и каким образом они захватывают наши чувства и воображение (White, 1988/9).

Один из приемов, с помощью которого писатели, драматурги и другие искушенные рассказчики придают своим историям эмпи­рическую живость, состоит во включении деталей. Поразмышляйте над отрывком из "Фрэнни и Зуи" (Salinger, 1955/61, Penguin). В этом эпизоде Лэйн встречает поезд Фрэнни:

"Фрэнни одна из первых вышла из дальнего вагона в север­ном конце платформы. Лэйн увидал ее сразу, и, что бы он ни старался сделать со своим лицом, его рука так вскинулась кверху, что сразу все стало ясно. И Фрэнни это поняла и го­рячо замахала ему в ответ. На ней была шубка из стриженого енота, и Лэйн, идя к ней навстречу быстрым шагом, но с невозмутимым лицом, вдруг подумал, что на всем перроне только ему одному по-настоящему знакома шубка Фрэнни. Он вспомнил, как однажды, в чьей-то машине, целуясь с Фрэн­ни уже полчаса, он вдруг поцеловал отворот ее шубки, как будто это было вполне естественное, желанное продолжение ее самой.

Лэйн! - Фрэнни поздоровалась с ним очень радостно: она была не из тех, кто скрывает радость.

Закинув руки ему на шею, она поцеловала его. Это был перронный поцелуй - сначала непринужденный, но сразу за­тормозившийся, словно они просто стукнулись лбами"*.

Под другим пером это содержание могло быть передано фразой "Лэйн встретил Фрэнни на железнодорожном вокзале". Как види­те, этот эпизод создан деталями, которые затягивают нас в него.

Подобным же образом, когда люди находят специфические де­тали, подробности в своих воспоминаниях, они эмпирически по

*Перевод Р Райт-Ковалевой

гружаются в них. (Обратите внимание, что произойдет, если вы вспомните о давнем событии и начнете разбирать его детали: что носили вы и другие люди, кто, когда и с кем разговаривал, какое это было время суток, насколько ярким или приглушенным был свет и т.д.).

В противовес эффектам проблемно-насыщенной истории, важ­но развивать максимально детализированную и значимую контр­историю. Во время нашей второй встречи Джессика и я (Дж. Ф.) говорили о том, как ей удалось смягчить и изолировать последствия насилия в ее жизни. Хотя появившаяся на свет история здесь зна­чительно сокращена, она была прекрасна и богата подробностями*. Эта история всегда могла стать частью жизненного нарратива Джес­сики, однако еще шесть недель назад события, из которых она была сконструирована, валялись кругом, разрозненные и покрытые пылью, в редко посещаемых закоулках воспоминаний.

Один из верных способов побудить людей насыщать деталями свои истории - задавать вопросы о разных модальностях их опыта. В отрывке из "Фрэнни и Зуи" Дж. Д. Сэлинджер описывает, о чем Лэйн думает, равно как и то, что он делает и чувствует.

Мы обнаружили, что люди гораздо глубже эмпирически погру­жаются в возникающие истории, если включают в них более чем одну модальность опыта. Мы были особенно поражены тем, как различные модальности вовлекали нас в историю, когда просмат­ривали видеозапись работы Дэвида Эпстона. Во время беседы, которую мы наблюдали, мальчик-подросток рассказывал Дэвиду о своем разговоре с дедушкой. "Какое у него было выражение лица, когда ты сказал ему это?" - спросил Дэвид. "Как он тебя назвал? Когда он говорил тебе это, он обращался к тебе как-то по-особо­му?" И позже: "Ты планировал, что собираешься ему сказать?"

Очень полезно спрашивать людей, о чем они думают, что дела­ют и чувствуют, а также о том, что они видят, слышат и чувствуют.

Я (Дж. К.) не знаю всех подробностей того, что переживала Джессика, вспоминая, как она обучала свою бабушку песне, но каждый раз, когда слышу ее историю, я ощущаю, будто сижу на коленях у своей бабушки. Мне, должно быть, было года четыре, и мы сидели на качелях, которые висели на веранде слева от пара­дной двери. День клонился к закату, и тигровые линии живой из­городи отбрасывали длинные и очень четкие тени на лужайку, по-

*См стенограмму в конце этой главы, где приведено еще несколько примеров Роли детали в создании историй

Крытую клевером. На ней было ситцевое домашнее платье голубо­го цвета. Ее крупные, мягкие, теплые, бледные руки нежно и спо­койно убаюкивали меня, и мы медленно и почти незаметно раска­чивались из стороны в сторону. Она поспорила, что я не смогу сосчитать вслух до ста, а когда я дошел до сотни, она поспорила, что мне не сосчитать до двухсот. Я ощущал, как ее дыхание слегка шевелит волосы на моей макушке...

Персонажи и различные точки зрения

В большинстве историй присутствует несколько персонажей. Поскольку мы рассматриваем реальности как социально сконстру­ированные, имеет смысл включать других в пересочинение исто­рий. Главный путь к осуществлению этого лежит через вопросы о точках зрения других людей.

Изменение точки зрения почти всегда привносит другие детали, другие эмоции или другие смыслы. Существует множество различ­ных точек зрения, которые мы можем предложить: посмотреть гла­зами других людей (родственника, сотрудника, лучшего друга, мучителя), посмотреть своими глазами в другом возрасте, "отсту­пить" и взглянуть с осмысливающей позиции, оглянуться назад из ■будущего, заглянуть вперед из прошлого и т.д.

Я (Дж. Ф.) спросила Джессику, кто мог бы предсказать, что она сумеет справиться с последствиями насилия, если бы они зна­ли об этом. Джессика сказала, что некоторые учителя и однокласс­ники. Они знали, что она была упорна и сообразительна. Убеж­денная в своем упорстве и сообразительности, Джессика глазами своих учителей и одноклассников пересмотрела свое положение по-другому - через свою веру в то, что она может противостоять на­силию.

Позже, поинтересовавшись, что ее бабушка больше всего ценила в ней, я попросила Джессику рассказать часть ее истории с точки зрения бабушки. Тогда Джессика признала, что она привлекательна (чего никогда не признавала со своей точки зрения). Это призна­ние указало Джессике путь, как по-новому пережить "потерянные эпизоды" из своей жизни, - связанные с тем, чтобы быть хорошим человеком, быть здоровой, душевной, жизнерадостной, чувстви­тельной и способной распознавать хорошее в других. Пока она рас­сказывает эти истории, а я слушаю, стараясь узнать больше дета-

лей, мы участвуем в церемонии; мы устраиваем разыгрывание смыс­ла на этих историях, позволяя эмоциям, действиям и убеждениям, связанным с ними, стать частью официального жизнеописания Джессики.

Внимание к сцене или постановке истории - это еще один ас­пект превращения ее в эмпирически воодушевляющее повество­вание. В таком случае важно задавать вопросы о различных контек­стах жизни человека. Что касается Джессики, ее проблемно-доминирующая история происходила преимущественно в доме ее детства, с участием определенных членов семьи, и в социальных ситуациях. Кроме того, она происходила в контексте патриархаль­ного уклада, в котором женщины рассматриваются как собствен­ность мужчин. Альтернативная история, которую она сочинила, включала контексты школы, профессионального окружения и пре­бывания дома со своей бабушкой. Все это менее патриархальные контексты, чем тот, который поддерживал ее проблемно-насыщен­ную историю.

В других ситуациях "вытягивание" описаний из контекста ста­вит истории на их реальное место. Это может оказаться важным, когда нужно убедиться в том, что эти истории - проживаемые. Размещение своего опыта по местам втягивает людей в разыгрыва­ние историй.

Двойные ландшафты

Майкл Уайт (White & Epston, 1990), вслед за Джеромом Бруне-ром (1986), говорит о "двойных ландшафтах" действия и сознания. Он убежден, что, поскольку истории, составляющие жизнь людей, разворачиваются на этих двух ландшафтах, терапевтам следует по­лучать информацию о них обоих. Давайте сначала рассмотрим ланд­шафт действия. Брунер (J. Вшпег, 1986) пишет, что его "состав­ляющими служат параметры движения: причина, намерение или цель, ситуация, инструмент - нечто, относящееся к "грамматике истории". Это напоминает "кто, что, когда, где и как" журнали­стики. На ландшафте действия мы выстраиваем последовательно­сти событий во времени.

Многое из того, что мы уже обсуждали как "развитие начала истории", относится к ландшафту действия: детали в нескольких модальностях, включающие точки зрения различных персонажей в

Особой сцене или окружении. Теперь нам следует добавить само дей­ствие. Что произошло, в какой последовательности, какие персо­нажи участвовали?

Много раз мы с Джессикой вместе работали над тем, чтобы рас­пространить ее предпочтительные истории на ландшафт действий. Она рассказала историю своих достижений в школе. Мы исследо­вали события из ее профессиональной жизни, в которых послед­ствия насилия обладают меньшей властью, чем в ее социальной жизни. Она подробно рассказала мне - с двух выгодных точек зре­ния - историю про пение вместе с бабушкой, описывая сопутству­ющие этому события и все подробнее разбирая их при каждом пе­ресказе. Когда Джессика вернулась через четыре года, она расска­зала мне историю своих походов в беговые конюшни и в клуб иг­роков в дартс, и я предложила ей расширить эти события.

На ландшафте действий мы заинтересованы в конструировании "действующего Я" по отношению к людям. То есть мы задаем воп­росы, держа в уме расширение тех аспектов возникающей истории, которые поддерживают "личностное действие" (Adams-Westcott, Dafforn & Sterne, 1993). Сам акт пересочинения требует личност­ного действия и демонстрирует его, и большинство людей ощуща­ют это в такой работе. Мы делаем шаг вперед в выявлении лично­стного действия, спрашивая в различных режимах, как люди добились того, что они имеют. В случае Джессики одним из при­меров является вопрос о том, что она сделала, чтобы самой создать свою идентичность, вместо того чтобы позволить последствиям насилия сделать это за нее.

Спрашивая о том, "как", или задавая вопросы, предполагаю­щие "как", мы весьма эффективно порождаем истории о личност­ном действии. Ответы на вопросы "как" могут также придать ис­ториям эмпирическую живость и развить последовательность событий во времени. Приведем примеры подобных вопросов: "Как вы сделали это?", "Что вы такого сделали, что привело к появле­нию этого нового чувства?", "Как вы обнаружили этот новый спо­соб восприятия ситуации?". Ответы на такие вопросы почти все­гда приобретают форму историй*.

Мы размышляем о форме истории по мере ее появления. Что предшествовало уникальному эпизоду? Насколько гладко развора-

*Вы можете попробовать это сами. Выберите форму поведения, восприятие или эмоцию из своего недавнего опыта Спросите себя, как возникла эта форма пове­дения, этот опыт или эмоция Не будет ли ваш ответ служить историей особого

чивались события? Были ли фальстарты? К чему привел конкрет­ный эпизод? В этом отношении нам особенно интересно узнать, есть ли здесь поворотная точка - место, где история поворачива­ется к хорошему. Однако "поворотная точка" не служит универсаль­ной метафорой для каждого человека и для каждой ситуации. Ког­да эта точка есть, она становится значительным событием, которое мы можем построить во времени так, чтобы оно превратилось в историю. Такая точка становится фокусом, и проблемная история превращается в предпочтительную. Мы убеждены, что она заслу­живает особой концентрации внимания, сопровождаемой созданием новой формы, привлечением новых деталей и даже обращением с ней как с историей-в-истории.

Неважно, насколько живой представляется история на ландшаф­те действия, - она должна обладать смыслом. Помимо этого, она должна быть развита на ландшафте сознания. Под "ландшафтом сознания" мы понимаем воображаемую территорию, на которую люди "наносят" смыслы, желания, намерения, убеждения, обя­зательства, мотивации, ценности и прочее - все, что связано с их опытом на ландшафте действия. Другими словами, на ландшафте сознания люди размышляют над значением опыта, хранимого на ландшафте действия. Таким образом, когда Джессика назвала но­вое представление о себе "мой новый имидж", она находилась на ландшафте сознания.

Джером Брунер (1986) обсуждает, как взаимодействие между этими двумя двойными ландшафтами побуждает эмпатическое и эмпирическое вовлечение в жизнь и умы персонажей истории. Читая роман, смотря фильм или слушая забавный случай, мы дей­ствительно проявляем вовлеченность, размышляя над смыслом дей­ствий людей: почему они делают то, что делают; случится или нет то, на что они надеются; что их действия говорят об их характере и т.д. Ранее мы обсуждали, как опрашивать людей, выявляя, каким образом они сочиняют истории о посреднических самостях. Та последовательность событий, которую они излагают в ответ на воп­росы "как", воплощает личное посредничество людей, когда они вступают на ландшафт сознания и придают им смысл.

Для того чтобы исследовать ландшафт сознания, мы задаем воп­росы, которые (Freedman & Combs) называем смысловыми. Это воп­росы, побуждающие людей отстраниться от ландшафта действия и поразмышлять над желаниями, мотивациями, ценностями, убежде-

Ниями, научением, подтекстами и т.д. - над всем, что приводит к тем действиям, о которых они рассказывают, и вытекает из них.

Во время второй встречи с Джессикой я спросила, что для нее означает то, что она уже столь многого достигла вопреки насилию. Джессика, поразмыслив, ответила: это означает, что она сообра­зительна и упорна. Мы убеждены, что она ранее не связывала свои персональные качества сообразительности и упорства напрямую с действиями - получением профессии медсестры, преуспеванием на трудной работе и устройством прекрасного дома для себя - вопре­ки последствиям насилия. Даже если она и делала это когда-либо, и ландшафт действия, и ландшафт сознания становились для нее более реальными, живыми и запоминающимися по мере размыш­лений над сконструированной ею историей.

И снова, когда я спросила Джессику, что признавала и больше всего ценила в ней бабушка, мы пробирались по ландшафту созна­ния. Джессика ответила, что бабушка признавала и ценила ее при­влекательность. Далее она объяснила, что быть привлекательной означает многое: что она хороший человек; что она сердечная, забав­ная, нормальная, здоровая, жизнерадостная и восприимчивая; что она видит хорошее в других. Даже если этот богатый и замечатель­ный комплекс смыслов никогда не был связан в ее опыте, во время терапевтической беседы он соединился для Джессики в воспомина­ние о сидении на коленях у бабушки и разучивании с ней песни. И все вместе - смыслы и действия - породило наррратив, который был подробным, жизнеспособным и вызывал переживания.

Гипотетические или умозрительные формы опыта

Беллетристика научила нас тому, что истину можно найти в описании событий, которые никогда не происходили. В конце концов, как напоминает нам Эдвард Брунер (1986а)"

"...Истории служат интерпретативными устройствами, по­рождающими смысл, которые обрамляют настоящее гипоте­тическим прошлым и предсказанным будущим".

Представьте умозрительную историю, которую развила Джесси­ка, - о том, как могла бы сложиться ее жизнь, "начиная с того времени, когда она была еще совсем маленькой, и постоянно до­полняя тем, как все могло бы измениться для нее сейчас, если бы она постоянно жила со своей бабушкой". Это говорит о предпоч­тительной идентичности Джессики, над конструированием которой она упорно работала годами. Страх перед атмосферой обществен­ных мест, вызванный годами оскорбительного обращения в роди­тельском доме, никогда не был ее предпочтительной идентичнос­тью, это была "уловка", устроенная насилием.

Отдельные яркие моменты могут быть легко утрачены. Если они появляются, то использование их в качестве основы для размыш­лений о том, что могло бы произойти или что произойдет, - это еще один способ сохранять их живыми и оформленными в виде истории. Гипотетическая история может стать основой для реаль­ных настоящих и будущих событий.

Развивая "историю настоящего"

Майкл Уайт (White & Epston, 1990) пишет:

"Ученые-социологи заинтересовались аналогией с текстом, которая была вызвана наблюдениями над тем, что, хотя эпи­зод поведения происходит во времени таким образом, что он уже не существует* в настоящем, когда на него обращают вни­мание, приписываемый ему смысл сохраняется во времени... В своем стремлении осмыслить жизнь, люди сталкиваются с задачей выстраивания эпизодов своего опыта во временную последовательность таким образом, чтобы добиться связного представления о самих себе и окружающем мире".

При воспроизведении таких представлений мы стремимся свя­зать во времени одно предпочтительное событие, которое опреде­лили, с другими предпочтительными событиями так, чтобы сохра­нились их смыслы и чтобы сами события и их смыслы могли Уплотнить нарратив человека предпочтительным способом Следо­вательно, если предпочтительное событие определено и превращено в историю, мы задаем вопросы, которые могут связать его с дру­гими событиями прошлого и будущего.

До того как принять карту нарративов мы помогали людям най­ти "ресурсы" в непроблемных жизненных контекстах и использо­вать их в проблемных контекстах. Для нас было вполне привычным искать эти ресурсы в прошлом опыте Тем не менее мы рассматри­вали ресурсы как состояния сознания и использовали прошлый опыт лишь как способ помочь людям достичь ресурсных состояний. Мы мало внимания уделяли тому, чтобы связать эпизоды опыта и со­стояния в нарратив, устойчиво существующий во времени. Теперь мы рассматриваем такие аспекты опыта, как важные жизненные события, которые могут изменить проблемные нарративы через представление их значения и связь с другими такими событиями. Это подводит нас к тому, чтобы посвящать массу времени и энер­гии пересмотру, пере-живанию и сопряжению факторов, предше­ствующих настоящим уникальным эпизодам. Майкл Уайт (1993) называет историю, возникающую в результате такого процесса, "историей настоящего".

В работе с Джессикой ее достижения вопреки опыту насилия выступали в роли уникальных эпизодов. Спрашивая, кто мог бы предсказать, что она будет противостоять последствиям насилия (как показывают ее достижения), я побуждала Джессику со-конструиро-вать историю настоящего вместе со мной. Эта история включала больше подробностей, чем мы зафиксировали в письменном нарра-тиве. Она включала упоминание о нескольких людях, которые могли бы предвидеть способность Джессики противостоять насилию, и истории о некоторых событиях, свидетелями которых они стано­вились в различные моменты ее жизни. Мы превратили каждое из этих событий в историю - предвестницу сопротивления насилию. Все вместе они представляли историю о ее настоящих достижениях

Распространяя историю на будущее

Как возникающая новая история влияет на мысли человека о будущем? По мере того, как люди все больше и больше освобож­дают свое прошлое от влияния проблемно-доминирующих историй, они получают возможность предвидеть, ожидать и планировать менее проблемное будущее. Во время нашей второй встречи с Джессикой, когда я спросила ее: "Если оглянуться на те годы, когда вы использовали свою силу и интеллект, чтобы взять на себя от-

ветственность за свою жизнь - получили образование, стали мед­сестрой, которая действует в ситуациях жизни и смерти, нашли способы ограничить последствия насилия, - не служит ли ваша готовность выйти замуж следующим шагом?", - я пересказывала историю настоящего и просила ее распространить эту историю на будущее. Отвечая на мой вопрос, Джессика начала воображать, что у нее будут теплые и нежные чувства и она будет связана с другим человеком. Теперь она действительно могла поверить, что может перейти в царство романтических отношений, - что прежде каза­лось только фантазией.

Когда Джессика вернулась через четыре года, мы обнаружили, что она начала понимать то будущее, которая сочиняла в процессе нашей совместной работы.

Формат практики для развития историй

Мы предлагаем вам этот формат практики как инструмент обу­чения, но не как предписание или рецепт. Он намечает идеализи­рованную форму для терапевтической беседы, которая сводит вместе многие из описанных нами идей. В реальной работе беседа редко принимает такую форму. Как и во всякой интересной беседе, слу­чаются отклонения, повторения и изменение порядка.

1. Начинайте с уникального эпизода. Даже когда люди описы­вают проблемно-насыщенные истории, они часто упоминают или подразумевают переживания, которые не соответствуют этим ис­ториям. Спрашивайте о таких событиях.

Вы сказали, что, хотя настроения безнадежности часто наводят вас на мысль о самоубийстве, вы знаете, что на самом деле не хоти­те умирать. Когда в последний раз это знание помогло вам отбросить мысли о самоубийстве?

Вы сказали, что на прошлой неделе ваш сын будил вас ночью че­тыре раза. Что происходило в три остальные ночи?

Если такие вещи не упоминаются, спрашивайте о тех моментах и местах, когда и где они могли произойти.

Бывали ли времена, когда желание спорить могло возобладать, но ему это не удалось?

Когда в последний раз ваш сын сам пошел в школу 9

2. Убедитесь, что уникальный эпизод представляет предпочтитель­
ный опыт.

Попросите людей оценить уникальный эпизод. Это был хороший опыт или плохой?

Вам хотелось бы больше подобных взаимодействий в ваших отно­шениях?

Каждый из нас может на собственном опыте убедиться в том, насколько мы склонны к фундаментальной ошибке атрибуции, давая оценку поведения других людей. Ну а если мы сами оцениваем свое собственное поведение? Тот же личный опыт говорит нам, что в подобных случаях мы, как правило, не проявляем указанной тенденции. Как это проявляется на практике? Возьмем ситуацию, когда некто ощутимо задевает нас в вагоне метро, устремляясь к выходу. Если мы не высказываемся по этому поводу вслух, то негодуем про себя, относя чаще всего этот толчок на счет невоспитанности или неуклюжести данного человека.

Иначе говоря, мы объясняем эти действия главным образом его внутренними причинами, не принимая в расчет возможные внешние обстоятельства, например, тесноту в вагоне, резкую остановку поезда.

Однако каждому из нас приходилось порой задевать другого человека при выходе из вагона метро. Объясняем ли мы подобным же образом собственные действия? Конечно же нет. Мы говорим себе, что другие люди так неудачно расположились в вагоне, мешая нам выйти из него, или что мы очень спешили, а потому были невнимательны к окружающим. Итак, мы объясняем (и оправдываем) наши действия внешними причинами.

Тенденция приписывать наше собственное поведение внешним или ситуационным причинам, а поведение других людей – внутренним или диспозиционный причинам называется в психологической литературе "различием действующего лица и наблюдателя". Эта тенденция отмечена во многих экспериментах. Интересные данные получил Р. Низбетт вместе с коллегами . Они просили студентов-мужчин написать небольшие тексты, в которых тс объяснили бы, почему им нравятся их подруги и почему они выбрали основной предмет своей специализации в колледже. Наряду с этим каждого из испытуемых просили, чтобы он написал подобный текст о своем лучшем друге. Необходимо было также объяснить, почему другу нравится его девушка и почему он выбрал основной предмет своей специализации. Эти два текста затем сопоставлялись, чтобы определить, сколько ситуационных и диспозиционных внутренних причин в них упоминалось. Были обнаружены большие различия между текстами, которые испытуемые писали о себе, и теми, которые они писали о своих друзьях. При объяснении собственного выбора подруги или основного предмета в колледже они проявляли тенденцию подчеркивать внешние факторы (наружность или поведение их девушек, финансовые возможности, предоставляемые той областью деятельности, которую они выбрали). Объясняя выбор своего друга, они, наоборот, были склонны подчеркивать внутренние причины (потребность друга в определенном типе компании, черты личности, которые соответствуют избранной им области деятельности, и т.п.). Например, испытуемые писали: "Я выбрал химию, потому что это высокооплачиваемая область", но "мой друг выбрал химию, потому что он хочет зарабатывать много денег". Или же: "Я встречаюсь со своей девушкой, потому что она отзывчивая", но "мой друг ходит на свидания со своей подругой, потому что он любит отзывчивых женщин".

Подобные эффекты были получены во многих других исследованиях. Рассматриваемую тенденцию объясняют следующим образом. Мы обычно обладаем различной информацией о своем собственном поведении и о поведении других. Каждый из нас знает, что он действует различным образом в различных ситуациях. Мы понимаем, что необходимо менять свое поведение в зависимости от обстоятельств. Знание собственной вариабельности побуждает нас приписывать свои действия преимущественно внешним причинам. Наоборот, если мы не знаем какого-то человека очень хорошо, то не располагаем достаточными сведениями о его прошлом поведении. Вследствие такого недостатка информации мы склонны предполагать, что он всегда ведет себя так, как сейчас. Иначе говоря, мы заключаем, что его поведение вытекает главным образом из устойчивых личностных черт или других внутренних факторов.

Тенденция различия между действующим лицом и наблюдателем может привести человека к серьезным атрибутивным ошибкам, направляя его на ложный путь при объяснении причин поведения других людей. Так, менеджер порой считает, что невысокая продуктивность работника обусловлена его нерадивостью или некомпетентностью, т.е. внутренними факторами. На самом же деле причиной невысокой продуктивности здесь могут быть такие внешние факторы, как недостаточное информирование или конфликтные взаимоотношения в группе.

Переоценивая устойчивость поведения людей, мы неизбежно будем встречаться с трудностями при взаимодействии с ними. В целом, знание рассматриваемой тенденции позволяет нам понять, почему два человека в одной и той же ситуации могут давать различные объяснения тому, что случилось.